Источник
А песня летит и летит, и вот уже Кружилинский хутор. Каменная школа, магазин, а у магазина старик в казачьей фуражке, овчинном полушубке, с большой и опрятной бородой, а сам маленький и крепкий.
– Знаете ли вы песню про охотника, дедушка?
– Как не знать? Я и сейчас пою, хоть с 1894 года рождения. Только не тут же петь.
Я стал усаживать казака в машину, когда к магазину на телеге с высоким железным ящиком, полным теплого, самого вкусного, говорят, на Дону кружилинского хлеба, подъехала пожилая женщина.
– Куда это вы наше престарелое достояние везете?
– Песни играть, – махнул рукой дед.
Дома у Василия Ивановича Топилина, участника всех войн, начиная с Первой мировой, было чисто и уютно. Подушки до потолка, фотографии прямых и с усами людей, на столе початая бутылочка яблочного вина, две рюмочки рядом и две перевернутые чашки.
– Со старухой живем, Ульяной Степановной, вдвоем.
И тут же появилась маленькая аккуратная бабушка.
– Давайте я вас сфотографирую на память.
Стул поставили.
– Я только зеленую вязанку надену, – сказала Ульяна Степановна.
Отчего не надеть, если есть. Она сбегала за кофтой. Я предложил ей сесть на стул. Но Василий Иванович, стрельнув глазом, сел сам, а жена быстро стала у правого плеча.
– С другого боку, – шумнул на жену казак.
И Ульяна оказалась у другого плеча…
– С какого боку шашка, – пояснил он мне, – с того и женка.